Профессор философии Кенигсбергского университета Иммануил Кант (1724-1804) был в Германии первым, кто приступил к систематическому обоснованию либерализма - идейной платформы класса буржуа, выделившихся из конгломерата третьего сословия, осознавших свое место в обществе и стремившихся утвердить в стране экономическую и политическую свободу. И. Кант задался целью истолковать эту платформу в качестве единственной разумной, попытался подвести под нее специальный философско-этический фундамент и таким образом оправдать ее. Кантовское учение о государстве и праве- итог решения мыслителем указанной задачи. Политико-юридические взгляды Канта содержатся преимущественно в трудах: «Идеи всеобщей истории с космополитической точки зрения», «К вечному миру», «Метафизические начала учения о праве».

Навеян духом Просвещения и перекликается с индивидуализмом школы естественного права краеугольный принцип социальных воззрений И. Канта: каждое лицо обладает совершенным достоинством, абсолютной ценностью; личность не есть орудие осуществления каких бы то ни было планов, даже благороднейших планов общего блага. Человек- субъект нравственного сознания, в корне отличный от окружающей природы,- в своем поведении должен руководствоваться велениями нравственного закона. Закон этот априорен, не подвержен влиянию никаких внешних обстоятельств и потому безусловен. Кант называет его «категорическим императивом», стремясь тем самым сильнее подчеркнуть абстрактно-обязательный и формалистический характер данного предписания.

Разум спонтанно творит для себя собственный мыслимый порядок- мир определенных идей; к нему он старается приблизить реальные условия и, сообразуясь с его параметрами, объявляет необходимыми соответствующие действия. Последние суть проявления той способности (той воли), которая закон своего морального бытия заключает в себе самой. В таком автономно, изнутри рождающемся самоограничении полагает она и свою высшую свободу, и свое непререкаемое значение.

Атрибут свободы имманентен человеческой личности: дар определять самим себе цель и варианты сообразного с намеченной целью поведения является врожденным. Индивид, по Канту, есть существо, в принципе способное стать «господином самому себе» и потому не нуждающееся во внешней опеке при осуществлении того или иного ценностного и нормативного выбора.

Истинное призвание права - надежно гарантировать морали то социальное пространство, в котором она могла бы нормально проявлять себя, в котором смогла бы беспрепятственно реализоваться свобода индивида. В этом суть кантовской идеи о моральной подоплеке, моральной обоснованности права.

Выводить же юридические нормы из этических у философа намерений не было. Он избегал указанной дедукции. Ему она представлялась своего рода санкционированием превращения дела моральной саморегуляции поведения личности в объект прямого государственного воздействия. Случись такое, предпринимаемым государством в отношении поданных мерам ни за что уже нельзя будет придать строго правового характера. Его они способны приобрести и удержать, если только издаваемые органами государства юридические правила останутся исключительно внешними, «легальными» нормативами поведения, не разрушающими моральную автономию личности.

Осуществление права требует того, чтобы оно было общеобязательным. Но каким образом достигается эта всеобщая обязательность права? Через наделение его принудительной силой. Иначе нельзя заставить людей соблюдать правовые нормы, нельзя воспрепятствовать их нарушению и восстанавливать нарушенное. Если право не снабдить принудительной силой, оно окажется не в состоянии выполнить уготованную ему в обществе роль. Но это значит также, что и категорический императив в качестве всеобщего закона права лишится своей безусловности. Вот почему всякое право должно выступать как право принудительное. Сообщить праву столь нужное ему свойство способно лишь государство - исконный и первичный носитель принуждения. По Канту, оказывается, что государственность вызывают к жизни и ее бытие оправдывают в конце концов требования категорического императива. Так в кантовском учении перебрасывается один из главных мостов от этики и права к государству.

Кант многократно подчеркивал насущную необходимость для государства опираться на право, ориентироваться в своей деятельности на него, согласовывать с ним свои акции. Отступление от этого положения может стоить государству чрезвычайно дорого. Государство, которое уклоняется от соблюдения прав и свобод, не обеспечивает охраны позитивных законов, рискует потерять доверие и уважение своих граждан. Его мероприятия могут перестать находить в них внутренний отклик и поддержку. Люди будут сознательно занимать позицию отчужденности от такого государства.

Кантовское толкование природы этого договора тесно сопряжено с идеями об автономии воли, об индивидах как моральных субъектах и т.п. Первое же главное условие заключаемого договора- обязательство любой создаваемой организации внешнего принуждения (монархической ли государственности, политически объединившегося ли народа) признавать в каждом индивиде лицо, которое без всякого принуждения осознает долг «не делать другого средством для достижения своих целей» и способно данный долг исполнить.

«Общественный договор», по Канту, заключают между собой морально развитые люди. Поэтому государственной власти запрещается обращаться с ними как с существами, которые не ведают морального закона и не могут сами (якобы по причине нравственной неразвитости) выбирать правильную линию поведения. Кант резко возражает против малейшего уподобления власти государства родительской опеке над детьми. «...Правление отеческое, при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них действительно полезно или вредно- такое правление есть величайший деспотизм.»

Критика Кантом «отеческого правления» представляла собой одну из форм борьбы, которую в XVII-XVIII вв. прогрессивные крути европейского общества вели против абсолютистско-монархических режимов и их идеологов. Приверженцы либерализма отвергали удушающую регламентацию общественной жизни, осуществляющуюся самодержавными правителями под предлогом «заботы» государства о хозяйственном преуспеянии индивида, его карьере, «правильном» образе жизни, личном счастье и т.д. Они вообще считали, что чрезмерное попечение властей о «благе» подданных сковывает инициативу и самостоятельность человека, снижает социальную активность людей, притупляет чувство гражданской ответственности за все происходящее и стимулирует настроения иждивенчества, ведет к нравственному перерождению личности.

Итак, согласно общественному договору, заключаемому в целях взаимной выгоды и в соответствии с категорическим (моральным) императивом, все отдельные лица, составляющие народ, отказываются от своей внешней свободы, чтобы тотчас же снова обрести ее, однако уже в качестве членов государства. Индивиды не жертвуют частью принадлежащей им свободы во имя более надежного пользования остальной ее частью. Просто люди отказываются от свободы необузданной и беспорядочной, дабы найти подлинную свободу во всем ее объеме в правовом состоянии.

Что касается права, то Кант различает в нем три категории:

Естественное право, которое имеет своим источником самоочевидные априорные принципы; положительное право, источником которого является воля законодателя; справедливость - притязание, не предусмотренное законом и потому не обеспеченное принуждением. Естественное право, в свою очередь, распадается на две ветви: частное право и право публичное. Первое регулирует отношения индивидов как собственников. Второе определяет взаимоотношения между людьми, объединенными в союз граждан (государство), как членами политического целого.

Феодальному бесправию и произволу Кант противопоставляет твердый правопорядок, опирающийся на общеобязательные законы. Он порицает юридические привилегии, проистекающие из обладания собственностью, и настаивает на равенстве сторон в частноправовых отношениях. Однако Кант делает серьезную уступку феодальной идеологии, когда признает объектом частного права не только вещи и поведение людей, но и самого человека. Подобный шаг приводит Канта к оправданию закрепленной в законодательстве власти мужа над женой, господина над слугой.

Центральным институтом публичного права является прерогатива народа требовать своего участия в установлении правопорядка путем принятия конституции, выражающей его волю. По существу, это прогрессивная демократическая идея народного суверенитета. Одна из ее составляющих - мысль о том, что каждый индивид (даже если он непосредственно не является «человеком власти») сам знает, какими должны были бы быть акции власти по его делу, и способен самостоятельно определить их требуемое содержание, не дожидаясь подсказок со стороны.

Верховенство народа, провозглашаемое Кантом вслед за Руссо, обусловливает свободу, равенство и независимость всех граждан в государстве - организации совокупного множества лиц, связанных правовыми законами. Выдвинув принцип суверенитета народа, Кант тут же спешит заверить, что он вовсе не помышляет о действительно широкой, неурезанной демократии. В подтверждение этого предлагается разделить всех граждан на активных и пассивных (лишенных избирательного права). К последним философ относит тех, кто вынужден добывать себе средства существования, лишь выполняя распоряжения других, т.е. низы общества.

У Канта имелись свои основания поддерживать веру в незыблемость авторитета верховной власти и закона. Скорее всего, он помышлял о необходимости обеспечить максимальную устойчивость главных опор гражданского состояния, покончившего со стихией дикости и произвола в жизни людей. Можно думать, что Кант специально не преследовал цели оправдать ущемление свободы граждан, поколебать идею автономии воли и т.д.

В кантовском понимании государь, правитель, «регент» по отношению к подданным получает только права, но отнюдь не обязанности. Кант оспаривает право народа наказывать главу государства, если даже тот нарушает свой долг перед страной. Философом категорически осуждается право восстания и допускается только легальное и в некотором роде пассивное сопротивление существующей власти.

Кант считал, что индивид может не чувствовать себя внутренне связанным с государственной властью, не ощущать своего долга перед нею, но внешним образом, формально он всегда обязан выполнять ее законы и предписания. Таким образом, Кант оправдывает политическое неповиновение особого рода. Явно и публично оно не дискредитирует государство, ни в коей мере не ориентировано на ниспровержение существующего государственного строя. Подобного рода неповиновение выступает, если следовать ходу мыслей Канта, формой борьбы за право - в отличие от прямых революционных действий, которые по сути своей являются открытой борьбой за власть.

Кант выдвигает проект установления «вечного мира». Его можно достичь, правда в отдаленнейшем будущем, созданием всеохватывающей федерации самостоятельных равноправных государств, построенных по республиканскому типу. По убеждению философа, образование такого космополитического союза в конце концов неминуемо. Залогом тому должны были явиться просвещение и воспитание народов, благоразумие и добрая воля правителей, а также экономические, коммерческие потребности наций.

АВТОНОМИЯ И ГЕТЕРОНОМИЯ в практической философий Канта два противоположных и в нравственном отношении решающих качества определения воли к хотению и поступку. Автономной является воля, которая сама дает закон своего действия или может мыслиться как сама для себя законодательная (от греч. αὐτός - сам и νόμος - закон, самозаконие). Гетерономна воля, заимствующая норму своего воления и поведения не из своего разума, но из иного (от греч. ἕτερος - иной; инозаконие). Идея автономии родилась как своего рода кантианская гипертрофия закона бескорыстия: Кант подчеркивал, что нравственная воля отвлекается от всякого частного интереса и руководится лишь принципом разума как всеобщего практического законодателя и что в то же время этот разум есть общечеловеческое достояние. Правомерное притязание всякого человека на моральную разумность обосновывает допущение, что нравственным может быть признан только тот закон, который дается собственным нашим разумом или может быть представлен таким образом данным; законно поступающая воля в таком случае не должна искать ни в себе, ни в объекте ничего, кроме интереса собственного всеобщего законодательства. Идея автономии каждой воли разумного существа подает философу мысль сформулировать сам верховный принцип нравственности в духе автономий воли; всякий принцип воли должен иметь возможность представить собою принцип возможного всеобщего нравственного законодательства; поступай так, чтобы твоя воля во всех своих актах могла быть автономна. Автономия предстает с этой точки зрения как подлинный и даже единственный закон морали. Поскольку из автономии воли «следует» вся моральность, оказывается возможным построить некую систематическую этику автономии. Однако эта линия мысли стоит у Канта в противоречии с убежденностью в автономии всякой разумной воли без различия ив том, что эта автономия составляет метафизическое основание достоинства человека и вообще разумной природы. Метафизика автономии составляет важную предпосылку кантианской философии рационального естественного права. Однако категорические императивы этики автономии не могут иметь смысла в метафизике автономии; напротив, категорическая этика автономии предполагает радикальную гетерономию воли всех даже гипотетических ее субъектов. Во имя сохранения категорического характера нравственно-обязывающей силы норм этики автономии хотя бы одна воля должна все же представляться в ней действительно автономной. В отличие от метафизики автономии этика автономии существенно религиозна по своим предпосылкам. Всякий иной определяющий волю закон, если он не выражает собою собственного законодательства воли, характеризуется Кантом как имеющий своим следствием гетерономию воли. Гетерономия есть «неподлинный» принцип нравственности, подчиняющий волю всеобщему же закону, источником которого является, однако, нечто нетождественное нравственной самости воли. Известное свойство объекта воли, а не она сама определяет практическую норму. По Канту, в таком случае всякая норма неизбежно имеет условно-гипотетическую силу; желание нравственно ценного обусловлено желанием объективного содержания воли. Категорическое веление здесь невозможно. Гетерономная воля не свободна; напротив, свобода воли синонимична автономии.

Идея автономии воли стала ключевой в нравственной философии Фихте. Свобода и самостоятельность практического разума в каждом личном духе становится у Фихте центральным содержанием нравственного долги; усматривая в природе личного духа «влечение к абсолютной самостоятельности» и признавая в то же время практическую свободу за несомненный метафизический факт, Фихте не может обойти ключевого противоречия автономной этики. Терминология «влечения» к свободе сориентирует на этическую идею, означающую отказ от метафизики личной автономии. Фихте требует, чтобы акт самоопределения личного духа мог быть хотя бы мыслим как стоящий в ряду, завершение которого придаст Я совершенную свободу и независимость. Этот поворот темы автономии делает ее основой для философии нравственной истории духа, рассматриваемой как история прогрессирующей свободы. Автономия есть уже идея, прямо подводящая к этике и философии истории типа гегелевской. Но это означает также признание фактически неустранимой зависимости реальной воли, на фоне которой тезис абсолютной свободы самосознания и самоопределения вновь выводит в религиозно-онтологическое измерение. Нравственной истории как культуре нравственной свободы противостоит замкнутая в себе жизнь реально свободного абсолютного Я. В этом отношений движение системы Фихте в направлении абсолютного идеализма было в немалой мере предопределено дилеммами автономной этики.

В дальнейшем проект автономной этики практически не нашел развития в европейской мысли. Характерно, что как формы, в которых воспринимали идею автономии относившиеся к ней с одобрением (ранний В.С.Соловьев), так и формы, в которых отвергали ее критики, находились в русле все той же альтернативы метафизики и этики автономии, и речь шла либо о неприятии радикально-конструктивистских выводов метафизической теории автономии (самозаконодательства воли, действительно едва ли совместимого со свободой от всякого интереса), либо ограничении смысла автономии автономным принятием закона в максиму, автономным подчинением воли объективному или абсолютному добру. Такое ограничение вполне гармонирует с желанием кантианского разума остаться в своем качестве морального законодателя сугубо формальным, т.е. ограничиться только способом самоопределения воли к добру, не вдаваясь в содержание последнего и подозревая во всякой содержательной этике гетерономию; но если вполне последовательно провести мысль о формальном характере автономного веления и, напротив, о гетерономном характере всякого содержания воли, навязанного ей как закон, окажется, что и этика метафизического автономизма должна быть в решающем отношении признана гетерономной. Постигающие это критики (Ф.Баадер, в известном смысле Н.А.Бердяев) находят поэтому порок автономизма именно в его метафизической претензии: самозаконном творчестве особого Я именем всеобщего. Благосклонные к автономизму авторы также часто старались показать совместимость его с признанием абсолютной ценности в морали, с надличным законом совести: своеобразной попыткой примирения этики положительной личной свободы с теономно-христианским миросозерцанием могут считаться философские проекты И.А.Ильина и Н.О.Лосского.

Литература:

1. Кант И. Основоположение к метафизике нравов . - Соч., т. 3, М., 1997;
2. Он же. Критика практического разума. - Там же;
3. Fichte J.G. Das System der Sittenlehre nach den Principien der Wissenschaftslehre. - Fichtes Werke, hg. V. I. H. Fichte, Bd. IV: Zur Rechts- und Sittenlehre II. (Reprint). В., 1971, S. 1-62;
4. Prauss G. Kant über Freiheit als Autonomie. Fr., 1974;
5. Dorschel A. Die idealistische Kritik des Willens. Versuch über die Tlieorie der praktischen Subjektivität bei Kant und Hegel. Hamburg, 1992.

Гедонистическая этика за критерий моральной правильности принимает результат поступков. Деонтологическая этика утверждает, что последствия действий не имеют значения при моральной оценке действия. Критерием моральной правильности является мотив- намерение совершить долг. По Канту существуют условный и безусловный долг. Условный- если ты хочешь чтоб было так –ты должен сделать то-то. Безусловный- ты должен сделать что-то, например, Х. Для Канта только безусловный долг является главным. Для Канта мораль не зависит от природы человека. Нравственный закон нельзя вывести из опыта. Он не требует подтверждения в опыте. По его мнению, это уже заложено в человеческом разуме, т.е apriority. Абсолютным благом, безусловной ценностью является добрая воля. Власть, богатство и почет, удовольствие, удовлетворенность своим состоянием внушает гордость и высокомерие, когда нет доброй воли. Т.О добрая воля является условием быть счастливым. Д.В – это намеренное деятельность в соответствии с нормами и правилами исходя из долга и другого нравственного мотива. Он считал, что если действие совершается исходя из любви и симпатии, то это не нравственные действия.

Наиболее известно понятие категорического императива. Поступай согласно такой максиме, что ты одновременно мог бы пожелать, чтоб она стала всеобщем законам. Максима- это субъективный принцип, к которому придерживается индивид. Закон- общезначимый, имеющее силу для каждого человека принцип. Императив это приказ, требование; нравственный закон, сформулированный в виде приказа. Он ограничивает волю индивида. Дело в том, что человек хотя и разумное существо, но не совершенное. Человеческая воля управляется не только разумом, но и желаниями, склонностями. Категорический императив не содержит в себе никаких конкретных указаний, как поступать, а как не поступать. Кант говорил: если ты собираешься совершить Х, спроси себя, можешь ли ты пожелать, чтоб все др. люди действовали так же, если – да, то твое действие правильное, а если нет- то твое действие аморально. Кант предлагает мысленную процедуру,которая позволяет индивиду определить соответствует ли его реальные мотивы нравственному долгу. Он говорит, что категорический императив более точная формулировка золотого правила: поступай с другими так, как бы ты хотел, чтоб другие поступали. Еще Кант утверждает, что необходимо говорить нужно всегда правду, независимо от последствий.

Утилитаристская этика (И.Бентам, Д.С.Милль)

Основатели утилитаризма Бентам и Милль. В центре утилитаризма принцип пользы. Мы должны действовать так, чтобы способствовать наивысшему перевесу добра над злом. Добро есть удовольствие. Для Бентама процесс принятия морального решения очень прост:

1) рассмотрите все возможные для вас действия

2) подсчитайте количество удовольствия и страдания, которые могут быть следствием этих действий.

3) Выбрать действие, которое принесет наибольший перевес удовольствия над страданием.

Идея удовольствия у Бентама чисто количественная.

Милль развивает принцип наивысшего счастья для наибольшего количества людей. Он придает большее значение качеству удовольствия. Милль не отрицает внешних санкций за аморальные поведения, которые выделил Бентам. Он добавляет к этому внутреннюю санкцию – совесть. Милль считает, что моральная оценка действия не зависит от мотива, важен результат. Утилитаризм критикуют за то, что он может быть оправданием аморальных поступков.

№44.Моральный нигилизм Ницше . Сам Ницше сказал: «Мораль -- это важничанье человека перед природой».моральный нигилизм-отрицание моральных ценностей. По Ницше, нет больше ничего, во имя чего следует жить и к чему надо было бы стремиться: "что означает нигилизм? То, что высшие ценности теряют свою ценность, нет цели, нет ответа на вопрос зачем".

Ницше не считает линию эволюции,которая привела к Homo sapiens,прогрессом,-наоборот,это есть высшее заблуждение природы;потому что жизнь-есть воля к власти,и человек стремится отойти от животного начала;Пытаясь перестать быть животным,он переходит в болезненное состояние,он питает иллюзии по поводу добра,красоты.Что правильно для одного, необязательно окажется верным для другого и необязательно окажется для него благом. Ницше: «Прежние высшие ценности суть частный воли к власти,сама мораль есть частный случай неморальности.»

Нововведения Ницше:

Вместо «моральных ценностей» вводит натуралистически ценности .(т.е. ценности и иедалы не должны браться из «потусторонности»,они должны согласовываться с законами природы

Вместо «общества» -культурный комплекс

Вместо «теории познания»- перспективное учение об аффектах. (Аффекты это и есть инстинкты человека.Ницше: «Не следует стыдиться самих аффектов»)

Вместо «метафизики» и религии-учение о вечном возвращении.( используется самим Ницше для обозначения высшей формы утверждения жизни.ТО ЕСТЬ: Время в его бесконечном течении, в определенные периоды, должно с неизбежностью повторять одинаковое положение вещей). *Философский словарь* Нигилизм у Ницше трагический распад мира на бытие и смысл. Нередко, с точки зрения Ницше, философы и мечтатели измысливают "в качестве истинного мира новый мир, потусторонний нашему", в сравнении с каковым наш мир полностью обесценивается. И лишь когда человек осознает то, что и этот якобы "подлинно-истинный" мир - не более чем творение рук человеческих, компенсация неосуществленных желаний, - вот тогда, по Ницше, и начинается подлинный Нигилизм. Любая картина мира утрачивает смысл, лишается ценностей. Таким образом, Нигилизм, по Ницше, предполагает картину мира, предельно лишенную иллюзий; картину мира, радикально враждебного всевозможным человеческим устремлениям; картину мира, лишенного всякого - в том числе и морального - порядка.

№45.Этика Швейцера . Европейская культура находится в глубоком кризисе. т.к. материальный мир доминирует над духовным. Кризис-есть само себе разумеющееся; чтобы у людей было стремление к прогрессу,у них должен быть оптимистический взгляд на мир.Поэтому в Новое время Возникает Жизнеутверждающее мировоззрение. Мировоззрение Н.вр. предполагает,что действительность можно представить в соответствии с этическими идеалами,она стремилась к духовному возвышению Человека. Однако сложилось трагически: была утрачена связь жизнеутверждения с этическими идеалами, в результате воля к прогрессу ограничилась лишь стремлением к росту благосостояния,т.е.культура лишилась смысла, потеряла ориентир. Таким образом,этический идеал не был обоснован. Декарт предложил следующее:«Мыслю-следовательно, существую»;а Швейцер предложил иное: «Я -жизнь, которая хочет жить, я-жизнь среди жизни,которая хочет жить» (человек думает о себе,он утверждает себя,как волю к жизни,среди таких же воль к жизни).Отрицание воли к жизни не может закончиться ничем иным, как самоубийством. Отрицание воли к жизни противоестественно, но надо утверждать не только свою волю к жизни. В этом и состоит принцип нравственности:Добро-то,что способствует сохранению и развитию жизни. Зло-то,что уничтожает и препятствует жизни. Срывая цветок, человек совершает зло, но проблема-реально человек разрывается, одно жив.существо утверждает себя в мире за счёт другого; эта жестокая проза жизни противоречит нравственному принципу. Швейцер говорит, что нужно принять всё, как есть,ч еловек не ангел и не может не наносить вреда другим живым существам; однако человек может сознательно следовать принципу благоговения перед жизнью, способствуя жизни везде, где возможно и сводя вред на нет.Любое принижение и уничтожение жизни есть зло. человек обречен жить с нечистой совестью.Чистая совесть-изобретение дьявола. Этика благоговения перед жизнью может реализоваться толкьо индивидуальным выбором.

*Философский словарь* «Этика благоговения перед жизнью» разработана и подтверждена практической деятельностью Альберта Швейцера. Этика Швейцера - Живая Этика, т.е. этика Действия, которое надо осуществлять в мире здесь и сейчас, совершая конкретные поступки, реализуя в них свои моральные убеждения и мировоззрение.

Основные идеи:

кризис современной культуры грозит гибелью цивилизации, средство возможного преодоления духовного кризиса - новая общечеловеческая этика («душа культуры»);

новая этика (универсальная, оптимистическая, гуманистическая) должна базироваться на принципе благоговения перед жизнью, который выступает в качестве критерия различения добра и зла (все, что сохраняет, одухотворяет, возвышает жизнь, есть добро; все, что наносит ей ущерб - зло);

значимость нравственного самосовершенствования, которое следует подтверждать «личным действием» (имеющим «чистую» мотивацию и осуществляемым «чистыми» средствами).

В начале XXI века стало очевидным, что существование цивилизации невозможно без пересмотра взглядов на взаимоотношение человека и природы.

Согласно этике благоговения, главной ценностью является жизнь во всех ее проявлениях, и если человек способствует сохранению и процветанию жизни, он поступает естественно и правдиво - творит добро, если уничтожает любую жизнь и препятствует ей - совершает зло. Уничтожение без нужды, походя, любого придорожного цветка есть зло; спасение раненого животного вне зависимости от его пользы - добро.

Швейцер говорит о сострадании и сочувствии ко всем живым существам, независимо от их положения и иерархии в природе, как о норме сосуществования в мире. Благоговение перед Жизнью требует сочувствия, любви в самом высоком смысле, т.е. любви как служения всем творениям, независимо от их близости к человеческой природе. Учение Швейцера расширяет христианскую этику любви до вселенских масштабов.

Исходное понятие этики Канта - автономная добрая воля. Говоря о ней, Кант поднимался до высокого пафоса. «Нигде в мире, да и нигде за его пределами невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться благом без ограничения, кроме одной только доброй воли. Рассудок, остроумие и способность суждения и как бы там ни назывались таланты духа, или мужество, решительность, целеустремленность как свойства темперамента в некоторых отношениях, без сомнения, хороши и желательны; но они могут стать также в высшей степени дурными и вредными, если не добра воля, которая должна пользоваться этими дарами природы. Если бы даже в силу особой немилости судьбы или жалкого состояния мачехи - природы эта воля была бы совершенно не в состоянии достигнуть своей цели; если бы при всех стараниях она ничего не добилась и оставалась одна только добрая воля (конечно, не просто как желание, а как применение всех средств, поскольку они в нашей власти), - то все же она сверкала бы подобно драгоценному камню сама по себе как нечто такое, что имеет в самом себе свою полную ценность» .

Кантовская добрая воля не пассивна, от ее носителя мыслитель требует действия, поступка. Канта критиковали за формальный подход к делу: то, что в одних условиях благо, в других может оказаться злом. Последнее справедливо, и философ знал это. Он говорил лишь о компасе, который помогает человеку ориентироваться среди бурь и волнений житейского моря. Конечно, любой компас подвержен помехам, но они проходят, а стрелка снова тянется к полюсу, так и потеря моральных ориентиров недолговечна, рано или поздно перед человеком проясняется нравственный горизонт, и он видит, куда ведут его поступки - к добру или злу. Добро есть добро, даже если никто не добр. Критерии здесь абсолютны и очевидны, как различие между правой и левой рукой.

Для того чтобы распознать добро и зло, не нужно специального образования, достаточно интуиции. Последним термином Кант предпочитал не пользоваться; его термин - способность суждения, она от «бога», от природы, а не от знаний. «Чтобы быть честными и добрыми и даже мудрыми и добродетельными, мы не нуждаемся ни в какой науке и философии.

В теории, удаляясь от эмпирии, разум впадает в противоречия с самим собой, приходит к загадкам, к хаосу неизвестности, неясности, неустойчивости. Иное дело в поведении. Практическая способность суждения, освобождаясь от чувственного материала, устраняет привходящие наслоения и упрощает себе задачу. Моральность предстает здесь в очищенном, незамутненном виде. Вот почему, хотя мораль рождается вне философии, философствование идет ей на пользу. «Невинность, конечно, прекрасная вещь, но, с другой стороны, очень плохо, что eе трудно сохранить и легко совратить. Поэтому сама мудрость, которая вообще то больше состоит в образе действий, чем в знании, все же нуждается в науке не для того, чтобы у нее учиться, а для того, чтобы ввести в употребление ее предписание и закрепить его».

Только в практической (нравственной) сфере разум приобретает конститутивную функцию, то есть решает конструктивную задачу формирования понятий и их реализации. Предмет практического разума - высшее благо, то есть обнаружение и осуществление того, что нужно для свободы человека. Кант говорит о первенстве практического разума перед теоретическим. Главное - поведение, вначале дело, знание потом. Философия вырывается здесь из плена умозрительных конструкций, выходит в сферу жизненно важных проблем, помогая человеку обрести под ногами твердую нравственную почву.

Философский анализ нравственных понятий говорит о том, что они не выводятся из опыта, они априорно заложены в разуме человека. Кант в разных местах настойчиво повторяет эту мысль. Надо правильно ее понять. Кант не исследует происхождения морали в целом как формы сознания, которая возникла вместе с обществом и вместе с ним трансформировалась. Речь идет только о нравственном статусе индивида. Повседневный опыт антагонистического общества противостоит моральности, скорее духовно уродует, нежели воспитывает человека. Моральный поступок выглядит как результат некоего внутреннего императива, порой идущего вразрез с аморальной практикой окружающей действительности.

Строго говоря, любой поступок императивен, он требует для своего свершения концентрации воли. Моральный поступок - следствие категорического императива; человек не стремится при этом достичь никакой цели, поступок необходим сам по себе.

Цели гипотетического императива могут быть двоякими. В первом случае человек четко знает, что ему нужно, и речь идет только о том, как осуществить намерение. Хочешь стать врачом - изучай медицину. Императив выступает в качестве правила уменья. Последнее не говорит о том, хороша ли, разумна ли поставленная цель, а лишь об одном - что нужно делать, чтобы ее достичь. Предписания для врача, чтобы вылечить пациента, и для отравителя, чтобы наверняка его убить, здесь равноценны. Поскольку каждое из них служит для того, чтобы осуществить задуманное.

Во втором случае цель имеется, но весьма туманная. Дело касается счастья человека. Гипотетический императив приобретает здесь форму советов благоразумия. Последние совпадали бы с правилами уменья, если бы кто-нибудь дал четкое понятие о счастье. Увы, это невозможно. Хотя каждый человек желает достичь счастья, тем не менее он не в состоянии определенно и в полном согласии с самим собой сказать, чего он, собственно, хочет, что ему нужно. Человек стремится к богатству - сколько забот, зависти и ненависти он может вследствие этого навлечь на себя. Он хочет знаний и понимания - нужны ли они ему, принесут ли они ему удовлетворение, когда он узрит скрытые пока что от него несчастья? Он мечтает о долгой жизни, но кто поручится, что она не будет для него лишь долгим страданием? Он желает себе, по крайней мере, здоровья - но как часто слабость тела удерживала от распутства? В отношении счастья невозможен никакой императив, который в строжайшем смысле предписывал бы совершать то, что делает счастливым, так как счастье есть идеал не разума, а воображения и покоится на сугубо эмпирических основаниях.

Нравственность нельзя построить на таком зыбком основании, каким является принцип счастья. Если каждый будет стремиться только к своему счастью, то максима человеческого поведения приобретет весьма своеобразную «всеобщность». Возникнет «гармония», подобная той, которую изобразил сатирический поэт, нарисовавший сердечное согласие двух супругов, разоряющих друг друга: о удивительная гармония! Чего хочет он, того хочет и она! При таких условиях невозможно найти нравственный закон, который правил бы всеми.

Дело не меняется от того, что во главу угла ставится всеобщее счастье. Здесь люди также не могут договориться между собой, цель неопределенна, средства зыбки, все зависит от мнения, которое весьма непостоянно. Поэтому никто не может принудить другого быть счастливым так, как он того хочет, как он представляет себе благополучие других людей. Моральный закон только потому мыслится как объективно необходимый, что он должен иметь силу для каждого, кто обладает разумом и волей.

Категорический императив Канта в окончательной формулировке звучит следующим образом: поступай так, чтобы правило твоей воли могло всегда стать принципом всеобщего законодательства . По сути дела, это парафраз древней истины: веди себя в отношении другого так, как ты хотел бы, чтобы он вел себя в отношении тебя. Делай то, что должны делать все.

Кантовский категорический императив нетрудно подвергнуть критике: он формален и абстрактен, как библейские заповеди. Например, не укради. А если речь идет о куске хлеба, и человек умирает от голода, и хозяину хлеба потеря этого куска ничем не грозит? Кант вовсе не за то, чтобы люди умирали, а рядом пропадала пища. Просто он хочет называть вещи своими именами. На худой конец, укради, только не выдавай свой поступок за моральный. Вот в чем вся соль. Мораль есть мораль, а воровство есть воровство. В определениях надо быть точным.

У Канта есть небольшая статья с красноречивым названием «О мнимом праве лгать из человеколюбия». Во всех случаях жизни, настаивает философ, надо быть правдивым. Даже если злоумышленник, решивший убить твоего друга, спрашивает тебя, находится ли его жертва у себя дома, не лги. У тебя нет гарантий, что твоя ложь окажется спасительной. Ведь возможно, что на вопрос преступника, дома ли тот, кого он задумал убить, ты честным образом ответишь утвердительно, а последний между тем незаметно для тебя вышел и таким образом не попадется убийце и злодеяние не будет совершено. Если же ты солгал и сказал, что твоего друга нет дома и он действительно (хотя и незаметно для тебя) вышел, а убийца встретил его на улице и совершил преступление, то тебя с полным основанием надо привлекать к ответственности как виновника его смерти. Между тем, если бы ты сказал правду, насколько ты ее знал, то возможно, что пока убийца отыскивал бы своего врага в его доме, он был бы схвачен сбежавшимися соседями, и убийство не произошло. Правдивость есть долг, и стоит только допустить малейшее исключение из этого закона, чтобы он стал шатким и ни на что не годным. Моральная заповедь не знает исключений.

Кант был в числе первых мыслителей, провозгласивших безотносительную ценность человеческой личности независимо от расовой, национальной и сословной принадлежности. Один из вариантов категорического императива гласит: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству

Многое зависит от самого человека. Есть такое понятие - достоинство. Надо знать, что это значит, и уметь сохранять его. Не становитесь холопом другого человека. Не допускайте безнаказанного попрания ваших прав. Не делайте долгов. Не принимайте благодеяний. Не становитесь прихлебателями или льстецами. Тогда, говорит Кант, вы сохраните свое достоинство. А кто превратил себя в червя, пусть не жалуется потом, что его топчут ногами.

Специально «для класса мыслителей» Кант сформулировал следующие максимы:

• 1) Думать самому.
• 2) Мысленно ставить себя на место другого.
• 3) Всегда мыслить в согласии с самим собой.

Интеллект дан человеку для того, чтобы он мог им пользоваться без какого либо принуждения, чтобы его духовный горизонт был достаточно широк, а образ мысли последователен.

Решительно высказывается Кант против любого фанатизма, характеризуя его как «нарушение границ человеческого разума». Даже «героический фанатизм» стоиков не привлекает его. Только трезвое осознание долга руководит поведением мыслящего человека. «Долг! Ты возвышенное, великое слово, в тебе нет ничего приятного, что льстило бы людям, ты требуешь подчинения, хотя, чтобы побудить волю, и не угрожаешь тем, что внушало бы естественное отвращение в душе и пугало бы; ты только устанавливаешь закон, который сам собой проникает в душу и даже против воли может снискать уважение к себе (хотя и не всегда исполнение); перед тобой замолкают все склонности, хотя бы они тебе втайне противодействовали, - где же твой, достойный тебя источник и где корни твоего благородного происхождения, гордо отвергающего всякое родство со склонностями, и откуда возникают необходимые условия того достоинства, которое только люди могут дать себе?

Это может быть только то, что возвышает человека над самим собой (как частью чувственно воспринимаемого мира), что связывает его с порядком вещей, который может мыслить только рассудок и которому вместе с тем подчинен весь чувственно воспринимаемый мир... Это не что иное, как личность»

Под словом «личность» Кант понимает два принципиально различных кантовских термина - «Person» и «Personlichkeit». Первый термин означает «лицо», только второй - «личность». Под лицом Кант понимает человеческий индивид, отличающий себя от других, олицетворение принципа «я мыслю», личность есть нечто большее, чем носитель сознания, последнее в личности становится самосознанием. Быть личностью - значит быть свободным, реализовать свое самосознание в поведении. Ибо природа человека - его свобода.

Свобода с точки зрения этики не произвол. Не просто логическая конструкция, при которой из данной причины могут на равных правах проистекать различные действия. Хочу - поступлю так, а хочу - совсем наоборот. Нравственная свобода личности состоит в осознании и выполнении долга. Перед самим собой и другими людьми «свободная воля и воля, подчиненная нравственным законам, - это одно и то же».

Человек - дитя двух миров. Принадлежность к чувственно воспринимаемому (феноменальному) миру делает человека игрушкой внешней причинности, здесь он подчинен посторонним силам - законам природы и установлениям общества. Но как член интеллигибельного (ноуменального) мира «вещей самих по себе» он наделен свободой. Эти два мира не антимиры, они взаимодействуют друг с другом. Интеллигибельный мир содержит основание чувственно воспринимаемого мира.

Так и ноуменальный характер человека лежит в основе его феноменального характера. Беда, когда второй берет верх над первым. Задача воспитания состоит в том, чтобы человек целиком руководствовался бы своим ноуменальным характером. Принимая то или иное жизненно важное решение, исходил бы не из соображений внешнего порядка (карьера, барыш и пр.), а исключительно из повеления долга. Для того чтобы не совершалось обратного, человек наделен совестью - удивительной способностью самоконтроля.

«Человек может хитрить сколько ему угодно, чтобы свое нарушающее закон поведение, о котором он вспоминает, представить себе как неумышленную оплошность, просто как неосторожность, которой никогда нельзя избежать полностью, следовательно, как нечто такое, во что он был вовлечен потоком естественной необходимости, чтобы признать себя невиновным; и все же он видит, что адвокат, который говорит в его пользу, никак не может заставить замолчать в нем обвинителя, если он сознает, что при совершении несправедливости он был в здравом уме, т. е. мог пользоваться своей свободой» . Механизм совести устраняет раздвоенность человека. Нельзя все правильно понимать, но неправедно поступать; одной ногой стоять в мире интеллигибельном, а другой - в феноменальном; знать одно, а делать другое. С совестью нельзя играть в прятки. Никакие сделки с ней невозможны. И ее не усыпишь, рано или поздно она проснется и заставит держать ответ.

Определи себя сам, проникнись сознанием морального долга, следуй ему всегда и везде, сам отвечай за свои поступки - таков смысл кантовской этики, строгой и бескомпромиссной.